Яростные, не сдавшиеся — оба эти эпитета подходят казахской группе «Адаптация», играющей бескомпромиссный корневой русский панк, который сейчас уже мало кто играет в России. Мурашки по коже от этих слов и от этой музыки. Их новый альбом звучит, как крик бойца, окоп которого отутюжили танки. И вот он смотрит вокруг — полный разгром. Одни бежали, другие переметнулись к врагу. Пыль, грязь, голова гудит, земля перевернулась вверх дном. Это «Массаракш», мир наизнанку из «Обитаемого острова» братьев Стругацких. О нем и поет «Адаптация».
Пять песен, одно стихотворение. В них — почти документальное описание нынешней российской катастрофы, хроника поражения. Иногда в строчках Ермена Анти, лидера «Адаптации», мелькают кривые ухмылки героев Босха, иногда слышится Башлачев с его кромешной образностью, но точнее не скажешь:
На круги своя, на квадраты черные
Возвращалась хтонь в логово крапленое…
Каждому свое. Белые риелторы
Гнали на убой, клали километрами.
Они прошли пока мы развлекались
Пока нам было в лом и западло
Они пришли — мы круто облажались…
История песни «Кожанка, маузер и полномочия» вполне реальная. Как рассказывал мне Ермен, некий музыкант средних способностей, долго сидевший в полуподполье, почувствовал, что наконец пришло его время и стал угрожать коллегам по цеху, запугивать их арестом: «За тобой придут и за тобой тоже придут!». И кода: «А знаешь, почему я такой смелый и уверенный сейчас? Все просто! У меня есть: кожанка, маузер и полномочия!».
Ермен отвечает ему целым каскадом ассоциаций из давней и недавней русской истории: «Слово и дело, псы государевы… Мочат в сортирах, пускают в расход». И это снова о том, что история повернулась вспять. Вместо того чтобы двигаться вперед по прямой, она сделала порочный круг. Свобода опять перестала иметь значение, насилие рулит миром. У кого полномочия, тот и прав.
В песне «Нефть в обмен на продовольствие» Ермен называет нас «палеонтологами, археологами забвения». Сложный, но точный образ. Нефть поменяли на продовольствие, удовольствие, сладострастие, здравомыслие, изоляцию… Каждому обмену посвящен отдельный куплет. А нефть, между прочим, как говорит нам биогенная теория, получается из остатков живых организмов в течение миллионов лет. И теперь, поет Ермен, «нам одна дорога — в прошлое». История пошла вспять.
Интересно, что в этом месте, в середине альбома, музыка «Адаптации» начинает дрейфовать от панка к постпанку. Появляются клавишные, местами даже танцевальные, а в клипе на эту песню вообще все танцуют. Ну правильно. Панк — констатация катастрофы, боль, горечь, обида, злость, несогласие. А когда все уже случилось и мир встал с ног на голову, остается лишь танцевать.
«Массаракш» — мощный звуковой коллаж, лирическая поэма. Это единственный трек, где Ермен говорит не «мы», а «я». Я «не готов к компромиссам и коллаборациям». Я не согласен с тем, что происходит вокруг. А происходит все то же: «реальность пошла в разнос, и рухнул мир насаждённого гуманизма». Это очень точная мысль, она восходит к братьям Стругацким: насадить гуманизм невозможно, эти попытки всегда кончаются большой кровью.
Финальный трек «Мы» в комментарии для «Дискурса» очень точно описал сам Ермен, добавить к этому нечего:
«Это про нас, какими мы были до всей этой херни, про плохих и хороших, но умудрявшихся жить на этом пространстве вместе и как-то сосуществовать. В лифтах советского прошлого, в поисках сакрального Простоквашино, в пьяном угаре на скользком карнизе, между Молотовым и Риббентропом. Не приговор, а скорее, что-то типа прощания с прошлым».
Этим гамлетовским ощущением мира, треснувшего пополам и вывернутого, как руки, заломленные ОМОНом, пронизан весь альбом «Адаптации».
